Порт-Артур — Токио - Страница 152

152

— Да. Дела наши, как сажа бела… Оленька, успокойся…

Возок поскрипывая и покачиваясь быстро катил по зимней дороге. Какое то время все молчали. Затем вновь заговорил Николай.

— Так вот, любезный Петр Николаевич. Откровенность за откровенность. И верность за верность. Действительность же такова, что у нас больше нет времени для условностей. Поэтому я решил, что Михаил Лаврентьевич сейчас расскажет Вам, кто он такой, как здесь появился и кто его к нам послал. Чтобы Вы не подумали, что он маг, спиритист и медиум, овладевший нашим рассудком, мы с Ольгой Александровной подтвердим Вам его рассказ фактами. Чтобы Вы сами вполне убедились, как это все серьезно. И на что, в силу своей дремучести и злобности, готовы замахнуться мои дядюшки. Тривиальная попытка мятежа и цареубийства — просто сущий пустяк в сравнении с этим…

Через двое суток Петр Николаевич Дурново запишет в своем дневнике: «Несомненно, что события вчерашнего дня, когда до Петербурга дошли известия о грандиозной морской победе под Порт-Артуром, сделали сенсацию и потрясли многих до глубины души. Причем, очевидно, что не только лишь в России. Про себя же, не кривя и не лукавя, должен отметить, что находясь всецело под впечатлением события, приключившегося со мною накануне заслуженного торжества наших моряков, отнесся я к добрым вестям с Дальнего Востока буднично. Как к чему-то естественному и должному.»

Биографы российского Премьера так и не смогли выяснить, о каком именно событии, случившемся при участии Дурново за день до Шантунгской победы, шла речь…

Из воспоминаний генерал-лейтенанта генрал-адъютанта, председателя ИССП (1905–1921 г г.) графа С.В. Зубатова «Мои песочные часы», Изд-во «МилиТерра», Москва, 1946 г., издание 6-е, дополненное биографической справкой.

Итак, мои песочные часы опять перевернули. В третий раз.

Добравшись кое-как из захолустного Владимира до Первопрестольной, никуда не заходя и ни с кем не встречаясь — сразу на вокзал. Повезло. Поезд уходил через сорок минут. Есть время на стакан горячего чаю и бублик с маком в вокзальном буфете.

Пока отогреваюсь у метлахского печного бока, быстро просматриваю свежую газету. Ну, конечно: главная новость — определен срок восстановительных работ на кругобайкалке. Четыре-пять месяцев. Судя по всему, туннель рвануло основательно. Версий три. Японцы, радикалы, националисты. Я бы, пожалуй, прибавил — или наше головотяпство. Но нет: «по заслуживающим доверия сведениям, состав был гружен исключительно продовольствием и предметами обмундирования для маньчжурской армии»… Значит — не сами.

Наконец, колокол… Гудит паровоз, дернул. Еще раз. Поехали… Москва постепенно уходит вдаль. Дома мельчают. Тянут в небо дымки деревни. Скоро вечер. В вагоне хорошо натоплено. И от окна, слава Богу, стужей не тянет. Хорошо, все-таки, ехать первым классом.

Билет на меня действительно был записан. Так что — все серьезно. Однако, так и подмывает: в который раз берусь перечитывать письмо. Так коротко, без прелюдий: «Сергей Васильевич! Прошу Вас прибыть в Петербург возможно скорее, Вам назначена личная аудиенция. Дело крайней государственной важности. Дату прибытия, либо невозможность выезда — телеграфируйте». И подпись: «Личный секретарь ЕИВ по военно-морским делам Михаил Лаврентьевич Банщиков». В письме же его карточка, 50 рублей ассигнациями и квитанция на билет 1-го класса.

Ну, допустим, кто таков этот Банщиков, мне и в ссылке стало известно. И то, как скоро преобразился в делах Император, после того как приблизил к себе прибывшего с Дальнего Востока морского доктора, участника славного дела при Чемульпо, я понимал прекрасно. И искренне радовался, что судьбе было угодно так устроить, что в тяжкий для отечества час возле Николая Александровича оказался не очередной пройдоха и проходимец, а серьезный боевой офицер. И не какой-нибудь старый интриган, не случайный мистик французского разлива вроде разных мсье Филиппов или Папюсов, а, если судить по фотографиям в газетах, бравый молодец, кровь с молоком.

Но все-таки из письма однозначно не следовало, кому я понадобился столь срочно. Автору письма-записки, или все-таки самому Государю, если аудиенция? Если все это не предлог, чтоб добыть меня для какой либо мутной придворной интриги… Если так, то нет — увольте. Не мое-с… Но, как говорится, утро вечера мудренее. Выпив еще чайку и поговорив о всякой ерунде с соседом по купе, лесничим из-под Пензы, устроился спать…

Столица встретила снегопадом. Мягким, пушистым. Здесь много теплее, чем в Москве. Крещенские так не трещат. Взял тут же извозчика. И покатили. Шуршат полозья, с парком покрикивает возница с облучка… Последний раз я ехал Невским полтора года назад. Стояла августовская жара. Тогда ехал в другую сторону. Уже как «неблагонадежный». Провожали самые близкие коллеги. Бесстрашные и честные. Да еще господин Гапон, чуть не подведший к государю убийц в декабре. Приходил, как я теперь понимаю, окончательно уверовать, что вся работа по созданию объединений рабочих, что шла до того под моим началом, остается выброшенной в хлам, и можно кое-чем постараться воспользоваться, поживиться. Как же мне неприятно было вдруг осознать, что в свое время я серьезно ошибся в этом человеке…

Вот уже и Зимний скоро. Но к самому дворцу ехать почему-то не хочется. Прошу возницу остановить.

— Тпр-р-у, родимая…

Стали на углу Морской, напротив арки генштаба. Расплатился. Как обычно не мелочась. Этому «как обычно» усмехнулся в душе: по карману ли шик?

— Благодарствуйте, Ваше сиятельство!

152