Тихий океан, о-ва Хатидзе-сима, Токийский залив. Февраль 1905-го года
Тихий океан угрюмо подштармливал. Конечно, не так страшно и смертоносно, как во время прохождения тайфуна или муссонного шторма, но все-же… Сочетание порывистого, пронизывающего до костей ветра, тянущейся с мрачного неба мутной пелены косого холодного дождя и тяжелой, хлесткой, пятибалльной волны, брызги от ударов которой иногда долетали до нижнего мостика, не располагали к разговорам. И еще эта нудная, вытягивающая душу килевая качка, способная подпортить настроение даже видавшим виды мореходам…
Стальные снасти заунывно гудели, натянутые фалы выгибались в дугу при подъеме флажных сигналов, а сами флаги хлопая и бормоча, казалось вот-вот оторвутся и вспорхнут в серое, беспросветное небо. Густой дым, валивший из труб уносился ветром и дождем куда-то в сторону правой раковины, скрывая идущие за кормой флагмана корабли. Даже «Князь Потемкин», его кормовой мателот, иногда полностью растворялся в этой мрачной завесе, а правящий «Светлейшему» в кильватер «Наварин» был уже почти не виден. Слева, призрачно-дымчатыми силуэтами над барашками волн и сорванными с них ветром параллельными прочерками пенных дорожек, проступали головные корабли второй колонны, крейсера Гвардейского экипажа: флагман Безобразова «Память Азова», и идущий за ним «Нахимов». Иногда за его кормой бесформенным темным пятном угадывалась «Аврора».
На верхнем мостике, справа от ходовой рубки «Орла», поеживаясь от стылой сырости, несколько офицеров в наглухо застегнутых дождевиках с затянутыми капюшонами, время от времени протирая линзы биноклей, безнадежно всматривались в туманную мглу, полностью затянувшую горизонт. Шедший кабельтовых в пяти впереди флагманского броненосца форзейлем и периодически окутывающийся брызгами «Алмаз», был еще различим в этой дождливой круговерти, но вот дальше…
— Да, Всеволод Федорович, как линзы не крути, а видимость не больше мили. Полторы от силы. Сердится на нас, наверное, Великий океан. Так, не ровен час, либо проскочим этот островок, если уже не проскочили, либо еще хуже…
— Что хуже? Договаривайте уж, Евгений Евгеньевич, думаете, мы на камни вылезем? — Руднев повернулся к нарушившему сосредоточенное молчание старшему офицеру «Орла» капитану 2-го ранга Шведе.
— Видимость ухудшается. А мы уж как часа полтора должны были быть на месте…
— Так к вечеру идет дело. Часа через три стемнеет, вот и ухудшается. Хорошо хоть, что ветер порывами пошел, значит волна, по идее, спадать должна начать. И кстати, по-моему, начинает уже от Ost-а заходить, волна нам в левую скулу катит. Дай бы Бог — потише… А то за «сокола» наши я уже извелся. Третьи сутки болтает. Что до навигационных опасностей: острова здесь вулканические, поднимаются прямо со дна, обширных мелей прибрежных с рифами вокруг них нет. Так что пока особой опасности не вижу. «Алмаз» впереди, опять же…
А на кого океан-батюшка дуется сегодня, это мы еще поглядим. Если бы у Сахалина такую погоду встретили — обледенели бы. Хотя, конечно, и без того конфуза с пушками, что у Рейценштейна в первом выходе случился. Вы тогда не видели, сколько мне пришлось убеждать и доказывать, что парусиновые насадки это полумера и нужны брезентовые, да еще и с тавотовой смазкой у среза ствола?
Конечно, за год этот мы многому научились. До чего сами дошли, чему океан научил да Того с покойным Камимурой. А то, что видимость не до горизонта, так оно и к лучшему. Меньше шансов, что наш караван чужие глаза увидят. Мы мили на четыре растянулись, не меньше. Кстати, попросите горяченького чего-нибудь принести. Ноги мерзнут…
Что скажете, Сан Саныч? Где наш пропащий островок-то?
Флагштурман Коробицын опустил бинокль и громко, то ли для того, чтобы его было слышно всем на мостике, то ли просто стараясь перекричать очередной завывающий порыв ветра, изложил свое видение ситуации:
— По счислению должны были бы уже прийти, согласен, Всеволод Федорович. Но, во-первых, снос, встречную волну и ветер учтите, не постоянные причем. А во-вторых, при переходе в четыреста с лишком миль без обсерваций, ненастью этому благодаря, вполне возможно, что мы и прошли мимо уже. Хоть и не так он мал, остров этот, но все же, могли. Ночью же идти в неизвестность нельзя. Поэтому часа через два нужно ложиться на обратный курс. Развернемся и пойдем назад на семи узлах. След в след, чтобы не вылезти никуда, не дай Бог. Искать будем уж завтра.
— Плохо это. Время теряем. Да и миноносцы измучались. Конечно под подветренными бортами больших мальчиков им полегче, но ворочать начнем, придется лагом к волне вставать.
— Всеволод Федорович, да не волнуйтесь вы так. Не 8 баллов, в самом деле. Выдержат.
— Ага… Да еще не известно, смогут ли ночь нормально по углю продержаться. Двое суток уже не за ноздрю идут. Без буксира. Запросите-ка остатки на миноносцах…
— Внимание, господа! Внимание! Смотрите: «Алмаз» семафорит! Ратьером…
— Нам?
— В том то и дело, что не нам. Кому-то впереди.
— Так… Интересно, кто бы это мог…
— Да! Видно уже — вон там, впереди и правее от него морзянка. Пока не читается…
— Вижу. И, правда, моргают…
— «Алмаз» стучит нам… «Встретил „Изумруда“»!
— Как же вовремя, слава Богу! Ну, что ж, друзья мои, поздравляю всех: банк мы сорвали! Это артурцы нас встречают. Стало быть, Иессен все сделал правильно и расставил на день свои крейсера в дозор. Счастье наше, что они пришли сюда первыми.